После советской агрессии, 17 сентября 1939 года, польские военные эвакуировались, прежде всего, в Румынию и Венгрию. Но большая их группа – тех, которые были с Вильнюса, Гродно, Сувальщины, оказалась также в Литве. Несмотря, на то, что до войны между Литвой и Польшей имели место напряженные отношения в связи со спором за Вильнюс, литовцы сочувственно отнеслись к полякам. Одним из интернированных в Литве был Вацлав Зындрам- Костялковский, до войны дипломат, писатель и политический деятель, один из ближайших сотрудников своего родственника, Марьяна Зындрама-Костялковского, военного, бялостоцкого воеводы, президента Варшавы и премьер-министра.
Польские солдаты интернированы в Вилкомеже
Вот что он писал в своих воспоминаниях под заголовком «Литва, отчизна моя …», опубликованных в 1949 году:
Поблэндзе… на сколько символическим является название этого приграничного городка на трасе Мейшагола – Ширвинты (на северо-запад от Вильнюса – прим. ред.), где 19 сентября 1939 года, после форсированного, 40-ка километрового марша вместе с моим полком я пересек польско-литовскую границу. Действительно, это случилось после одной ошибки, за которую мы потом дорого заплатили. Для описания атмосферы, в которой мы все оказались после перехода литовской границы, я приведу исключительный пример из одного письма, написанного из Полонги, где мы были интернированы, к моей жене, Ирэне, которая осталась в Варшаве. (…)
«После перехода границы мы сидели на шоссе вдоль рва: нас семеро и один случайно встреченный офицер. Напротив нас было столько же литовских военных. Только сейчас стала чувствоваться эта жуткая усталость. Перед переходом границы нервы были натянуты до предела – сейчас же все внутри дрожало, огромная пустошь вокруг и мучительное изнурение после форсированного марша, последние три ночи без сна давали о себе знать. Я чувствую, что у меня жар, машинально шевелю спекшимися губами, и имею ощущение, словно я наглотался расплавленного песка. Мои сослуживцы чувствуют себя не лучше. Литовцы внимательно к нам присматриваются, никаких колкостей или насмешек. Они понимают, что значит, для военного, сдать оружие и обрести себя на скитания. Я прикрываю глаза и смотрю на заходящее солнце, которое нам светит с другой стороны границы. Чувствую, что кто-то меня тормошит. Это литовский солдат, без моей просьбы, подает мне флягу полную холодной воды, вежливо улыбается и что-то говорит. Это был первый жест, с которым я столкнулся на литовской земле. Когда мы шли через местечко, то жители угощали нас яблоками и папиросами. Потом был отдых в Вилкомеже. Литовские женщины, скорее всего учительницы, ибо нас направили к дому, где находилась школа, не переставали нарезать большие куски хлеба, мазать их маслом и вместе с кружкой молока, или чая подавать солдатам. Просто, без помпезности, словно это было их каждодневное занятие, а военные из соседнего государства не раз в этих условиях тут объявлялись. Я присматриваюсь к ним — сосредоточенные, серьезные, неразговорчивые, и видно, что все это они делают, не потому что нас, поляков, любят, о нет! Они это делают, потому что мы – несчастные люди, у которых не только внезапно отобрали родину, но и лишили нас куска хлеба».
Польские солдаты в Литве
В Вилькомеже литовские власти организовали транспортировку польских военных в Полонгу. Наша группа состояла из запасных батальонов 1 Дивизии Пехоты, а также нескольких сотен офицеров из разных формирований, таких, как военные суды, интендантов и т. д. Нас разместили в нескольких десятках нежилых летних домов, ограничивая территорию, по которой мы могли передвигаться. Литовские патрули обходили улицы местечка, контролируя порядок и соблюдение предписаний, которые не сильно нас обременяли.
Шяуляй в Литве
***
Первые польские военные перешли на этом участке литовско-польскую границу уже 18 сентября 1939 года. В последующие дни появлялись новые солдаты, как в одиночку, так и группами, целыми подразделениями. Были интернированы также полицейские, функционеры Пограничного Корпуса. Согласно разным источникам, в конце сентября 1939 года в Литве могло находиться приблизительно 13 тысяч интернированных военных. Эта цифра постоянно уменьшалась — часть из них была освобождена, часть (около 2,5 тыс. человек) просто сбежала. Результатом этих побегов были ноты протеста Москвы и Берлина к литовским властям. Вацлав Зындрам-Костялковский был освобожден от интернирования благодаря проживающему в Литве племяннику президента Польши (в 1922 г.), Габриэля Нарутовича. После вторжения в Литву советских войск в июне 1940 года, вначале, польским интернированным военным удавалось успешно бежать. В июле 1940 года, в литовских лагерях для интернированных, службой НКВД были схвачены 4373 человека. К счастью, к ним отнеслись менее жестоко, чем к офицерам, попавшим в советские лагеря после 17 сентября 1939 года – большинство из них остались в живых.
П. К.
